Зейн Грей - Пограничный легион [сборник]
— Да, от девчонки, — хрипло рыкнул Клив.
— И хода назад тебе нет?
— Нет.
— Выходит, только наша развеселая жизнь поможет тебе ее забыть?
— Выходит, что так… Только я не могу забыть… — тяжело дыша, выдавил Клив.
Его терзали воспоминания, отчаянье, сознание собственного бессилия. Джоун отлично видела, как умело играл Келлз на чувствах Джима. Пылкий, отчаявшийся мальчик был пустой игрушкой в руках сильного, волевого взрослого, мягким воском под искусными пальцами скульптора. Конечно, Джиму не устоять перед властным вожаком бандитов, и сама неколебимость его любви, память о ней погонит его все дальше к пьянству, игре, преступлению.
Джоун вскочила на ноги. Она достойно встретит эту грозную минуту.
Келлз сделал резкое движенье.
— Ну, давай, докажи, что ты мужчина, вступай в мой Легион. Ты прославишься по всей границе, Запад надолго тебя запомнит.
Помянув мрачную славу, хитрый бандит пошел с сильного козыря и выиграл. Клив нервно, почти беспомощно отбросил с потного лба волосы. Он весь обмяк, куда девались его сила, горевший в душе огонь, безразличие. Он был потрясен, словно его только что уличили в подлой трусости.
— Что ж, Келлз, — объявил он, — включай меня в игру… И, видит Бог… я… буду играть с открытыми картами.
Он взял карандаш и склонился над книжкой.
— Стой! Ради Бога, стой! — закричала Джоун. Голос ее, непривычно высокий и проникновенный, прозвучал так требовательно, что Клив замер. В голосе слышалось и ясное осознание того, что предвещает эта минута, и понимание роковых последствий этого поступка для ее собственной судьбы, столь же трагичной, как судьба Клива. Джоун выскользнула из тени занавески на яркий свет фонарей и оказалась лицом к лицу с Келлзом и Кливом.
Келлз бросил на нее удивленный взгляд, но, поняв, что она собирается сделать, громко засмеялся, словно вид ее подстегнул его, как шпора, словно он восхищен ее смелостью и не возражает против того, что она сейчас сделает, хотя и понимает, как это глупо и неуместно.
— Клив, это моя жена, Дэнди Дейл, — представил он ее спокойно и вполне по-светски. — Пусть она поможет тебе решить, что делать.
Странное предостережение, а потом появление женщины, переодетой в мужской костюм, поразило Клива, как громом. Он резко выпрямился, еще пуще прежнего побледнел, а глаза его, уже давно мертвые, вдруг ожили, загорелись огнем. У Джоун тоже кровь отлила от щек. Под его взглядом она едва не лишилась чувств. Но Джим ее не узнал, хотя при виде ее и разволновался.
— Погоди! — снова крикнула Джоун тем же высоким голосом, таким не похожим на ее настоящее низкое контральто. — Я слышала все, что здесь говорили. Не вступай в их Пограничный легион… Ты молод, ты еще честен. Ради всего святого, не ступай на путь этих людей! Келлз сделает из тебя бандита… Поезжай домой, поезжай домой, пока не поздно!
— Кто вы такая, чтобы говорить мне о честности… вспоминать о доме? — презрительно спросил Клив.
По телу Клива пробежала волна дрожи. Он судорожно, протестующе поднял руку. Было ли то от боли, причиненной ее словами, или от отвращения, что такая, как она, осмеливается говорить о его любимой, — Джоун не знала. Ясно было только одно: ее присутствие задело Джима, одновременно привлекая и отталкивая. Ее порыв, ее слова нашли отклик в его душе, но он не верил тому, что слышал, и больше полагался на глаза.
— Вы заклинаете меня не становиться преступником? — медленно, словно обдумывая такую странную мысль, спросил он.
— Умоляю!
— Почему?
— Я уже сказала: ты еще молод, еще неиспорчен. Ты только погорячился… потому что…
— Вы жена Келлза? — вдруг спросил он.
— Никакая я ему не жена, — медленно, словно против ее воли, выдавили губы Джоун.
Наступила тишина. Правда, о которой все знали, теперь, подтвержденная самой Джоун, привела бандитов в состояние шока — они стояли разинув рты, не смея дохнуть. На лице Келлза играла насмешливая ухмылка, но он тоже побледнел. А лицо Клива выражало безмерное презренье.
— Даже не жена! — тихо повторил Клив.
Тон, каким были произнесены эти слова, потряс Джоун. Она вся сжалась, а в груди у нее бушевало пламя. Как же он, должно быть, ненавидит всех представительниц ее пола!
— И вы еще взываете ко мне? — продолжал он. И вдруг весь поник, силы совсем оставили его. Поразительная двойственность женской натуры была выше его понимания. Он едва не повернулся к Джоун спиной.
— Не думаю, что такая, как вы, может уберечь меня… от Келлза… от крови… от ада!
При этих словах Келлз выпрямился и замер — бледный, настороженный. Клива же они просто ошеломили, и до него не сразу дошел их подлинный смысл. Он стоял к ней вполоборота, но тут вдруг стал медленно поворачиваться: тело его напряглось, руки лихорадочно хватали воздух. Ни один человек в здравом уме и рассудке не стал бы в эту минуту к нему обращаться. Все ждали, что вот-вот случится нечто подобное тому, что произошло при его встрече с Люсом и Гулденом.
Потом взгляд его совершенно недвусмысленно скользнул по Джоун. Как согласовать ее вид с тем, что она говорила? Либо одно, либо другое — ложь! Под его горящим взглядом Джоун вдруг потеряла присутствие духа.
— Он принудил меня… носить эти вещи, — пролепетала она. — Я его пленница. Я ничего не могу поделать.
С проворством кошки Клив отскочил назад, так что оказался один против толпы бандитов и вскинул блестящие стволы револьверов. Его бесстрашие поразило и напугало бандитов. А Келлз, похоже, решил, что угроза нависла только над ним самим.
— Ладно, припер к стенке, — просипел он, — все это чистая правда… Только если меня шлепнешь, ей будет еще хуже.
Он ожидал, что сорвавшегося с цепи мальчишку уже ничто не остановит, и все же ум подсказал ему именно те слова, что еще могли его удержать.
— Не стреляй, — простонала Джоун.
— Выходите, — приказал Клив, — садитесь на лошадь и приведите к крыльцу еще одну… Ступайте! Я увезу вас отсюда.
В Джоун боролись искушение и страх. Ведь в свалке Джима неминуемо убьют, а с ней будет и того хуже. Эти мысли, мысль о возможности побега, видение незнакомого лика этого некогда бесстрашного юноши привела ее прямо в неистовство. Но мужества на эту отчаянную, безнадежную глупость у нее не было.
— Я останусь здесь, — прошептала она, — а ты — уезжай!
— Живо, женщина!
— Нет! Ни за что! — Ты хочешь остаться с этим бандитом?
— Нет, нет! Только я должна!
— Значит, ты его любишь?
Всем своим сердцем Джоун хотела отвергнуть оскорбление, однако женская хитрость заставила ее проглотить готовые сорваться с губ слова — слова, которые ее полностью бы разоблачили. От стыда она низко опустила голову, но все же у нее хватило духа — ради него самого, ради его блага — предстать перед ним в таком неприглядном свете. Это был ее единственный шанс.
